Миссия невыполнима. Волонтеры больше не могут возвращать погибших солдат домой

В среду вечером, 15 июля, руководитель миссии «Черный тюльпан» Ярослав Жилкин заявил, что волонтеры приостанавливают свою работу в зоне конфликта. Причина проста – закончились деньги.

Миссия существовала 318 дней. Около 50 добровольцев по очереди отправлялись в неподконтрольные Украине районы Донбасса, где с утра до вечера, в мороз и жару, под присмотром местных комбатантов искали убитых солдат. Найденные тела волонтеры доставляли в морги. Там погибших опознавали и передавали родственникам. За год «Черный тюльпан» вывез из оккупированных территорий более 600 тел погибших. Точное количество назвать никто не может, поскольку иногда от солдат остается лишь горсть пепла – «Грады» сжигают все до тла.

Участники миссии влезли в долги. Для того, чтобы волонтеры могли работать, Жилкину пришлось продать дорогие наручные часы, которые остались у него с тех времен, когда он занимался бизнесом. Но сейчас финансовая ситуация такова, что даже 40 тысяч гривен на ремонт автомобилей-холодильников уже взять негде.

«Украинская правда» разослала запросы во все ответственные министерства и ведомства с вопросом, сколько же государство тратит на то, чтобы людей, которых оно отправляет на войну, могли хотя бы найти и похоронить. Чиновники ответили, что денег ни в этом году, ни в прошлом на поиск и опознание солдат предусмотрено не было.

«Все время, проведенное на совещаниях с чиновниками было потрачено впустую. Они дают обещания, отчитываются перед руководством, что тела вывозятся, и дальше ничего не происходит», – говорит Ярослав Жилкин.

Для поддержания миссии нужно 3 миллиона гривен в год, не считая расходов на покупку транспорта. В масштабах государства — это небольшие деньги, но, тем не менее, найти их не могут. Или не хотят.

«Один замминистра обороны как-то сказал: «Мне живых солдат кормить нечем, а ты о мертвых говоришь». А что мертвые уже не в счёт?» – удивляется руководитель «Черного тюльпана».

Он припомнил случай с землетрясением в Катманду. Тогда на проведение эвакуации украинцев Кабмин вмиг выделил более 7 миллионов гривен.

«В общем, дело не в деньгах, – сетует Ярослав Жилкин. – Дело в том, что на мертвых особенно не попиаришься. Ну не будешь же ты встречать мешки с телами на «нулевке» под камеры? Не поймут ведь. Другое дело пленные: можно в кабинет их пригласить, родственников позвать – картина маслом! А тут… Да и электорат из мертвых уже… Так чего ж, спрашивается, заморачиваться?».

Поиск погибших солдат – это единственная функция государства, которую выполняют исключительно волонтеры. Чиновники оправдываются, что заниматься телами должны правоохранители, а украинские законы на оккупированных территориях не действуют.

Участникам миссии власти не помогают не только деньгами. Все протоколы по изъятию и эвакуации тел, описи личных вещей, фотографии, которые могут помочь в опознании погибших, не имеют статуса официальных документов. Это значит, что взаимодействие волонтеров с органами судебно-медицинской экспертизы проходит неформально.

Добровольцам из поисковых групп также не предоставили никакого статуса. Для государства их как бы не существует. Ирина Геращенко, уполномоченная по мирному урегулированию конфликта в Донецкой и Луганской областях, 11 июля заявила, что в списках пропавших без вести числится 1 160 украинцев. Выяснять, кто из них попал в плен, а кто убит, должен официальный следственный орган. Однако за год его так и не создали.

Сейчас родственники пропавших без вести самостоятельно проводят расследования. Они связываются с представителями «ДНР» и «ЛНР», ездят на поиски своих детей и мужей в Россию, требуют от мобильных операторов распечатки с информацией о том, когда исчезнувшие в последний раз появлялись в сети. Но и здесь тупик: для данных, собранных родственниками и волонтерами, нет единой базы, то есть в большинстве случаев вся эта информация игнорируется.

Ярослав Жилкин поясняет, что ДНК-экспертизы, на которые возлагает надежды государство, не могут решить всей проблемы. Существуют десятки запутанных дел, в которых генетический анализ не может помочь. Например, некоторые солдаты были приемными детьми либо потеряли одного из родителей. В таких случаях процедура ДНК-опознания бессильна.

«Следственную работу как таковую никто не ведет. Каждый обладает каким-то кусочком знаний, но не имеет общей картинки. Никто в стране вам не может сказать, сколько без вести пропавших», – говорит руководитель «Черного тюльпана».

Жилкин утверждает, что миссия готова возобновить работу, как только появятся минимальные деньги на поездку и хоть какая-то внятная реакция на проблему со стороны государства.

Оптимизм волонтерам вселяет еще и резолюция ПАСЕ от 25 июня. Заявление посвящено пропавшим без вести во время вооруженного конфликта на Донбассе. Ассамблея, в частности, призвала Украину создать спецорган, который будет координировать работу чиновников и волонтеров, а также выделить деньги на поисковые миссии.

«Складывается впечатление, что наши письма с рекомендациями и предложениями по организации поисковых работ прочли не в тех инстанциях, куда мы обращались, а в Парламентской ассамблее Совета Европы – настолько схожи наши идеи и позиция европейцев», – говорит Ярослав Жилкин.

Пока же Украина воюет по старинке, по законам, прописанным, еще в мирное время. Археологи, слесари и музейщики отпрашиваются с работы, чтобы отправиться на поиски погибших. Жены военных собирают горы ненужных справок, добиваясь помощи для семей. А матери солдат, на руках которых остался только военный жетон, вынуждены подавать в суды, чтобы хоть кто-то признал, что их сыновей уже нет в живых.

Источник

Русский

Автор: